Делириум - Страница 21

А потом другая мысль останавливает меня, как удар кулаком в живот, — его там не будет. Когда я приеду, он уже уйдет. Или вообще все это шутка и розыгрыш.

Одной рукой я, в надежде удержать равиоли в желудке, обхватываю себя за талию и снова набираю скорость.

Процесс кручения педалей — левая-правая, левая-правая — и борьба с собственным пищеводом не дают мне услышать приближение регуляторов.

Я уже готова промчаться мимо давным-давно преставившегося светофора на Бакстер, и тут меня ослепляет стена яркого пульсирующего света. Мне в глаза направлена дюжина фонарей. Я вынуждена резко затормозить, одновременно заслоняю лицо ладонью и при этом едва не перелетаю через руль. Это чревато реальной катастрофой, потому что, «сбегая» из дома, я забыла про велосипедный шлем.

— Стоять! — рявкает один из регуляторов, как я понимаю, старший. — Проверка документов.

Каждую ночь город патрулируют группы регуляторов — волонтеры и те, кто состоит на службе у правительства. Они задерживают неисцеленных, которые нарушили комендантский час, контролируют улицы или дома (если занавески не задернуты) на предмет недозволенной деятельности, когда два неисцеленных касаются друг друга или гуляют после наступления темноты. Или даже если двое исцеленных замечены в «активности, которая сигнализирует о вторичном проявлении делирии» — например, слишком часто обнимаются или целуются. Такое хоть и редко, но все же случается.

Регуляторы подчиняются непосредственно правительству и работают в тесной связи с учеными из лабораторий. Это благодаря им мою маму послали на третью процедуру. Однажды ночью она не задернула до конца занавески, и патруль заметил, что она плачет над какой-то фотокарточкой. Это была фотография папы. Вскоре после этого случая маму вернули обратно в лаборатории.

Обычно избежать встречи с регуляторами не так трудно — их слышно за милю. Патрули для связи между собой пользуются переносными рациями, и помехи при этом такие сильные, что создается впечатление, что на тебя надвигается гигантский гудящий рой шершней. Я просто на них не среагировала. Мысленно чертыхнувшись в свой адрес за глупость, я выуживаю из заднего кармана бумажник. Хоть его прихватить не забыла! В Портленде запрещено выходить из дома без удостоверения личности. Никому неохота сидеть ночь в тюрьме, пока власти не убедятся в твоей благонадежности.

— Магдалина Элла Хэлоуэй, — говорю я как можно спокойнее и передаю удостоверение старшему регулятору.

Разглядеть его сложно — он светит фонариком прямо мне в лицо, одно могу сказать точно — он крупный мужчина. Высокий, худощавый, нескладный.

— Магдалина Элла Хэлоуэй, — повторяет регулятор.

Он пролистывает длинными пальцами мое удостоверение и вглядывается в идентификационный код — многозначный номер, который присваивается каждому гражданину Соединенных Штатов Америки. Первые три цифры означают штат; следующие три — город; следующие три — семейную группу и последние четыре — твою личность.

— И куда ты собралась, Магдалина? До комендантского часа меньше сорока минут.

Меньше сорока минут. То есть уже почти восемь тридцать. Я переминаюсь с ноги на ногу и стараюсь изо всех сил сохранять спокойствие.

Большинство регуляторов — особенно волонтеры — это малооплачиваемые техники коммунальных служб, мойщики окон или охранники.

Я делаю глубокий вдох и с невинным видом, насколько это возможно в данных обстоятельствах, говорю:

— Просто хотела прокатиться до Глухой бухты.

Потом улыбаюсь, как дурочка, и добавляю:

— Объелась за ужином, аж живот раздуло.

Все, дальше врать не буду, не то точно влипну.

Старший регулятор продолжает меня рассматривать, его фонарик перескакивает с моего лица на удостоверение и обратно. В какую-то секунду он колеблется, и я уже готова поверить, что свободна, но он передает удостоверение другому регулятору.

— Пробей-ка ее по эс-эл. Убедись, что удостоверение подлинное.

У меня сердце уходит в пятки. Эс-эл — это система легализации, компьютерная сеть, куда занесены все до единого жители страны. На то, чтобы сверить коды удостоверения в системе, может уйти от двадцати до тридцати минут, в зависимости от того, сколько людей обратилось в данный момент за проверкой. Вряд ли этот регулятор подозревает меня в том, что я подделала удостоверение, но пока он будет его проверять, мое время истечет.

А потом случилось чудо, кто-то подал голос из задних рядов патруля:

— Можешь ее не пробивать, Джерри. Я узнал девчонку. Она ходит в мой магазин. Живет на Камберленд, сто семьдесят два.

Джерри поворачивается кругом и в процессе поворота опускает фонарик. Мне удается проморгаться, и яркие точки перестают плавать у меня перед глазами. Я смутно узнаю некоторых регуляторов. Вон та женщина работает в химчистке, она целыми днями стоит в дверном проеме, жует жевательную резинку и периодически сплевывает ее на улицу. Еще узнаю мужчину, который служит в дорожной полиции в центре города неподалеку от магистрали Франклина — это один из немногих районов в Портленде, где достаточно машин, чтобы оправдать присутствие дорожной полиции. Еще один парень забирает мусор от нашего дома. И наконец, позади всех — Дэв Ховард, владелец «Квикмарта» на моей улице.

Вообще-то все, чем мы питаемся, а это по большей части консервы, паста и мясная нарезка, приносит домой дядя из своего комбинированного гастронома «Стоп-энд-сейв», который находится аж на Манджой-хилл. Но временами, если у нас вдруг не оказывается туалетной бумаги или молока, я бегаю в «Квикмарт». От этого мистера Ховарда у меня всегда мурашки по коже. Он тощий, как скелет, а его черные глазки под полуприкрытыми веками почему-то напоминают мне крысиные. Но сегодня я готова броситься к нему с объятиями. Я даже не подозревала, что он знает мое имя. Он никогда со мной не разговаривал, только пробьет чек, потом спросит: «Это все на сегодня?» — и сверкнет черными глазками из-под тяжелых век. Надо будет поблагодарить его при следующей встрече.