Делириум - Страница 45

А потом я с трудом отхожу назад и, загребая воду руками, иду от буйков к берегу. Мокрая одежда и тенниски тянут ко дну, сердце больно колотится в груди, в горле саднит, я наполовину бегу, наполовину плыву. Прилив усиливается и тащит меня за собой, я почти не двигаюсь вперед, как будто плыву в черной патоке. Я слышу, как Алекс кричит мое имя, но боюсь оглянуться и увидеть, что он идет за мной. Это как в ночном кошмаре, когда тебя преследует нечто, но ты боишься оглянуться и увидеть, что там такое. Тень уже нависает над тобой, ты слышишь приближающееся дыхание, но тебя как будто парализовало, ты ничего не можешь сделать и чувствуешь, что ледяные пальцы вот-вот сомкнутся на твоем горле.

«Я не смогу, — думаю я. — Я никогда не доберусь до берега».

Что-то царапает меня по щиколотке, и мне уже кажется, что вода вокруг меня кишит разными тварями, акулами и медузами. Я сознаю, что это паника, но все равно готова сдаться — берег так далеко, а руки и ноги такие тяжелые.

Ветер доносит до меня голос Алекса, он звучит все слабее, а когда я наконец набираюсь мужества и оглядываюсь, то вижу, что он все еще качается на тросе у буйка. Я понимаю, что прошла больше, чем мне казалось, и Алекс вовсе меня не преследует. Страх отступает, тугой узел в груди слабеет. Следующая волна такая сильная, что переносит меня через гряду подводных камней и швыряет на колени на песчаное дно. Когда я поднимаюсь на ноги, вода доходит мне уже только до пояса, и я, содрогаясь от холода, обессилевшая, бреду остаток пути до берега.

От слабости у меня трясутся ноги, я падаю на песок, кашляю и пытаюсь восстановить дыхание. Оранжевый, розовый и красный цвета, как языки пламени, окрашивают небо над бухтой, я понимаю, что близится закат, а значит, сейчас около восьми вечера. Какая-то часть меня хочет лечь, расслабиться и проспать на берегу до утра. Я так наглоталась воды, что у меня возникает ощущение, будто она занимает половину моих внутренностей. Кожа после холодной воды горит, а песок проник повсюду — он в лифчике, в трусиках, между пальцами на ногах, под ногтями. Не знаю, что меня оцарапало в воде, но по щиколотке змейкой струится кровь.

Я отрываю голову от песка, смотрю в сторону буйков, и на секунду меня охватывает паника, потому что я не вижу там Алекса. У меня останавливается сердце. А потом я вижу на воде быстро приближающуюся черную точку. Это Алекс — он плывет уверенно и быстро. Я с трудом встаю на ноги, подбираю с песка тенниски, и плетусь к велосипеду. Ноги страшно ослабели, на то, чтобы обрести равновесие, у меня уходит целая минута, и первое время я петляю по дороге, как малыш, который только учится кататься.

До дома еду, не оглядываясь, а когда оказываюсь у ворот, на улицах уже ни души, ночь на подходе и комендантский час вот-вот примет нас в свои объятия, укроет и защитит всех в своих домах.

11

Думай об этом так: когда на улице холодно и у тебя зуб не попадает на зуб, ты, чтобы не простудиться, укутываешься в зимнее пальто, наматываешь на шею шарф и надеваешь рукавицы. Так вот, границы — это как пальто, шарфы и шапки для всей страны! Они не пускают к нам болезнь, охраняют наше здоровье!

После возведения границ президент и Консорциум, чтобы мы все были счастливы и могли чувствовать себя в полной безопасности, сделали последний шаг. Они провели Великую санацию (иногда ее называют «блицкриг»). Великая санация длилась меньше месяца, но после нее вся Дикая местность была очищена от заразы. Мы пришли туда и старыми добрыми методами вычистили оттуда всю заразу. Так твоя мама тщательно вытирает губкой кухонный стол — раз, два, три, и все чисто…

Из книги доктора Ричарда «Историческая азбука для детей», глава первая

В нашей семье есть тайна — за несколько месяцев до процедуры моя сестра заразилась делирией. Она влюбилась и парня по имени Томас. Томас тоже не был исцеленным. Целые дни они проводили вместе, лежали на лужайках среди полевых цветов, шепотом обещали друг другу то, чего никогда не смогли бы исполнить. Сестра все время плакала. Как-то она призналась мне, что Томас любил поцелуями осушать ее слезы. И до сих пор, когда я думаю о том времени (мне тогда было восемь), мне кажется, что я чувствую на губах вкус соли.

Болезнь с каждым днем набирала силу, она, как дикий зверь, выедала сестру изнутри. Сестра не могла есть. То немногое, что уговаривали ее проглотить, сразу выходило обратно. Я тогда боялась, что она умрет.

Томас разбил ей сердце, это, естественно, никого не удивило. В руководстве «Ббс», в разделе «Последствия» на тридцать второй странице сказано: «Амор делириа нервоза приводит к изменениям в предлобных долях коры головного мозга, в результате у больного возникают фантазии и бред, которые, в свою очередь, приводят к полному разрушению психики».

Потом моя сестра уже не вставала с постели, она страшно исхудала, все время лежала и смотрела, как двигаются тени на стенах.

И даже тогда сестра отказывалась от процедуры и покоя, который она могла ей подарить. А в день, когда ее должны были исцелить, потребовалось четыре врача и несколько уколов с транквилизаторами, чтобы она смирилась и перестала царапаться длинными острыми ногтями (сестра неделями их не подстригала), проклинать всех и звать Томаса. Когда за ней пришли, чтобы забрать в лаборатории, я сидела в углу комнаты и все видела. Сестра плевалась, шипела и брыкалась, а я думала о маме и о папе.

С того дня, хотя до процедуры было больше десяти лет, я начала отсчитывать месяцы до той поры моей жизни, когда я буду в полной безопасности.