Делириум - Страница 60

Алекс поеживается, и я чувствую, что ему неловко. Первый раз за все время он дает понять, что знает о моем присутствии, что рассказывает это для меня. Мне безумно хочется взять его за руку, обнять, как-то успокоить, но я не отрываю руки от пола.

— Но через какое-то время я стал просто гулять. Мне нравилось наблюдать за птицами. Они могут легко взлететь с нашей стороны границы в небо и спланировать в Дикую местность. Им это ничего не стоит, они летают туда и обратно, парят в небе. Я мог наблюдать за ними часами. Они свободны, абсолютно свободны. Я думал, что в Портленде никто не может быть свободным, но я ошибался. Птицы, птицы всегда остаются свободными.

Алекс умолкает. Наверное, он закончил свой рассказ. Помнит ли он, о чем я его спросила? Но мне неловко напоминать ему, поэтому я просто сижу и представляю, как он стоит у границы и смотрит на птиц, парящих в небе над его головой. Эта картина меня успокаивает.

Проходит, кажется, целая вечность, и Алекс снова начинает говорить, но теперь так тихо, что мне приходится придвинуться к нему, чтобы расслышать.

— Когда я впервые увидел тебя возле Губернатора, я уже много лет не наблюдал за птицами у границы. Но ты мне о них напомнила. Ты прыгала, выкрикивала что-то, у тебя распустился хвостик. И ты была такая быстрая… — Алекс трясет головой. — Мелькнула и исчезла. Точно как птичка.

Я не знаю, как это произошло, я не собиралась двигаться и не заметила, чтобы двигался Алекс, но мы оказываемся лицом друг к другу, и между нами всего несколько дюймов.

— Здесь все живут как во сне. Люди здесь спят уже много лет. А ты, ты не спала, ты жила… — Алекс переходит на шепот и закрывает глаза, потом снова их открывает и продолжает: — Я устал от спящих людей.

Я чувствую легкость, как будто превращаюсь в птиц, о которых рассказывал Алекс. В парящих в небе птиц. Мое тело словно поднимает волна теплого воздуха, меня как будто насквозь продувает горячим ветром, и я превращаюсь в воздух.

«Это неправильно», — говорит голос внутри меня, но это не мой голос.

Этот голос принадлежит кому-то еще, одновременно моей тете, Рейчел, всем моим учителям и тому въедливому типу, который больше других задавал вопросы во время моей второй эвалуации.

Вслух я произношу:

— Нет.

Хотя из меня, как чистая родниковая вода из земли, пробивается наружу другое слово. «Да», «да», «да»…

— Почему? — еле слышно шепчет Алекс.

Он находит рукой мое лицо, кончиками пальцев дотрагивается до моего лба, мочек ушей, щек. И везде, где он меня касается, моя кожа начинает гореть. Все мое тело горит, мы оба превращаемся в два языка яркого белого пламени.

— Чего ты боишься?

— Ты должен меня понять. Я просто хочу быть счастливой.

Я с трудом могу говорить, мое сознание затуманивается. Я как в дыму, ничего не существует, только пальцы Алекса скользят по моему лицу, касаются моих волос. Я хочу, чтобы это кончилось. Хочу, чтобы это никогда не кончалось.

— Мне просто хочется быть нормальной, как все.

— А ты уверена, что быть как все — это значит быть счастливой?

Я чувствую его дыхание, его губы касаются моей шеи. И тогда я думаю, что, может быть, уже умерла. Меня укусила собака, мне размозжили дубинкой голову, и все это просто сон… весь мир исчез. Только он. Только я. Только мы.

— Я не знаю, как по-другому.

Мой рот открывается, я не чувствую, как произношу эти слова, но вот они — плывут в темноте.

— Позволь, я покажу тебе, — говорит Алекс.

После этого он меня целует. По крайней мере, я так думаю. Я всего два раза видела, как целуются на свадьбе или на формальных церемониях — люди быстро клюют друг друга плотно сжатыми губами. Происходящее же сейчас вовсе не похоже на то, что я наблюдала, или на то, что себе представляла, или видела во сне. Это как музыка или танец, но лучше, чем то и другое, вместе взятое. Губы Алекса слегка приоткрыты, и я тоже приоткрываю свои. Его мягкие губы прижимаются к моим, и голос у меня в голове тихо и настойчиво повторяет: «Да».

Внутри меня нарастает тепло, волны света поднимают и опускают меня, мне кажется, я плыву. Алекс проводит пальцами по моим волосам, он обхватывает ладонью мою шею, гладит меня по плечам. А я, уже ни о чем не думая, кладу руки ему на грудь, чувствую жар его кожи, потом завожу руки ему за спину и касаюсь лопаток, которые так похожи на расправленные крылья, пробегаю пальцами по подбородку и ощущаю короткую щетину… Все это странно и незнакомо, восхитительно и ни на что не похоже. Сердце так колотится в груди, что причиняет боль. Но это прекрасная боль. Так щемит в груди в первый день осени, когда воздух становится прохладным и бодрящим, листья деревьев по краям прихватывает красным, а в воздухе чувствуется слабый запах дыма. Это как конец и одновременно начало чего-то. Клянусь, я слышу, как у меня под ладонью бьется его сердце, оно вторит моему, как будто наши тела разговаривают друг с другом.

Вдруг все становится таким ясным и понятным, что мне хочется смеяться. Это то, чего я хочу. Это единственное, чего я всегда хотела. Все, что было со мной до этого, каждая секунда каждого дня, до этого момента, этого поцелуя, — все не имело никакого значения.

Когда мы наконец отстраняемся друг от друга, мое сознание словно накрывает теплое уютное одеяло, все мои тревожные мысли и сомнения исчезают, покой и счастье наполняют меня. Остается только одно слово — «да». «Да» на любой вопрос.

«Ты мне по-настоящему нравишься, Лина. Теперь ты мне веришь?»

«Да».

«Можно, я провожу тебя домой?»

«Да».